О любви
Любовь, по картине, — нечто тяжёлое, опасное, тёмное, ведущее к гибели человека. Это даже не любовь, а подобие бикфордова шнура, который способен вяло тлеть, спокойно шипеть, разбрызгивать фейерверки, а может вдруг вспыхнуть костром, но в конце всё равно происходит смертоносный взрыв.
Ещё со времён «Ассы» Соловьёв увлёкся игрой в постмодернистский интеллектуальный стёб, в символы, в лексику молодёжи. Фильм «О любви» – первый за многие годы, в котором он практически поступился принципам. Он вернулся к Чехову, к стилизованным картинкам под старину, актёрской повадке и тексту. Это импровизация на три темы миниатюр Чехова — «Володя», «Медведь» и «Доктор». Герои одной новеллы переключаются в другую, при этом автора не беспокоит, что скупой на слова герой Абдулова в первой части неожиданно становится напористым и страстным во второй и растворяется вовсе в третьей. Только в каждой новелле своя женщина, но к концу все трое соберутся за семейным столом для окончательного клеймения слабого пола, несущего в себе измену, ложь, а в конце смерть.
Вышла хмурая, хотя визуально и изысканная картина. Это поистине достаточно вольное прочтение Чехова, но трудно возразить — читать можно и так.
Первая новелла очень скучная. Измена героини Крюковой Евгении тянется через годы так, что уже непонятно, от кого в доме растёт сын.
Второй сюжет неплохо известен по картине Анненского Исидора «Медведь» — здесь Абдулову Александру и Друбич Татьяне доводится вступить в состязание с Жаровым Михаилом и Андровской Ольгой, а ведь чеховская шутка в их исполнении до сих пор казалась эталоном.
В третьей Володя пятнадцати лет влюбляется во взрослую женщину, которая играет с юношей опять-таки от скуки, далеко заходит, чувствует отвращение от игры, у которой нет смысла, отбрасывает парня, как наскучившего щенка, Володя стреляется.
Первая часть практически остановилась, ритм здесь как у Сокурова, т.е. почти отсутствует, она вся состоит из утонченно выстроенных натюрмортов, статуарных портретов, до миллиметра выверенного порхания бабочки, удручающего молчания. Жаркая мелодрама временами прерывается в фарс, и доктор (Збруев), обняв порывисто Ольгу (Крюкова), неожиданно её с себя сбрасывает в никуда.
Вторая часть продвигается быстротечным крещендо, от элегии к поединку.
В третьей солирует напуганный своей страстью подросток, который почти со страхом вслушивается к проистекающим в нём грозным действиям. Данная новелла вся в ожидании чего-то большого, способного раздавить.
Самые яркие работы актёров собраны во второй, третьей новеллах. Друбич Татьяна для себя выделила новую энергетику, неповторимую азартность устремлённой игры. Абдулову Александру здесь разрешили ожить после летаргической первой части. Он изобразил свой известный темперамент. Школьник Быркин Кирилл, сыгравший роль Володи, изобразил хмурую страшащую тяжесть юношеской страсти, где на поставлена на кон вся жизнь или смерть.
Кино Соловьёва Сергея — музей Пушкина в период «Декабрьских вечеров». Музыка сопоставлена с живописью. Все прочее, даже актёры, на втором плане. Актёры на экране талантливо позируют половину времени в композициях-гербариях. В особенности это хорошо получается у Крюкова Евгения. Контражур, свет, дымка, полутень, смещённая продуманная гамма цветов... Не зря Соловьёв на протяжении года картину не выпускал на экран, достигал копий, адекватных оригиналу. Здесь весь смысл в полутонах. Музыка дирижирует светописью, а она в свою очередь диктует музыкальные оттенки. Композитор Головин Андрей даже не творит, а собственной музыкой вплетается в совместное симфоническое формирование картины, которой придана музыкальная форма largo — allegro — lento неслучайно.
Временами в партитуру помещается тонкая фортепианная тема, напев, в стиле старого вальса, прекрасно продуманный и исполненный Соловьёвой Анной. Но появляются и постмодернистские сюрпризы, тоже точечные и капельные, в микродозах, чтобы разбить сплочённость времени, но не испортить очарование. Гимназист Володя засовывает затычки плейера в уши и слушает пару секунд битлов. Проходят столетия, а природа любви без изменений.
Соловьёв таким же лёгким движением дирижёрской палочки вводит «напоминания о Чехове»: вот настойчиво в кадре появляется пистолет — ружье, которое выпалит, вот героиня говорит об авторе «Неба в алмазах», а вот проходит музыкальным лейтмотивом фигура мальчика, корёжащегося в муках — первоначально небольшого, умирающего от заболевания, затем большого, умирающего от любви. Вливает хрестоматийное соловьёвское в хрестоматийное чеховское. Возникает неминуемый карлик (актёр Светлов Валерий исполнил роль полуобморочного Луки – это отдельный, блестяще выполненный концертный номер). Открыто педалирует признаки распада: с проваленными клавишами рояль, на котором дивом играет героиня, появился на экране, наверняка, не из-за того, что на «Мосфильме» исправнее рояля не нашли.
По нашему мнению, это наиболее целостная, но и самая дискуссионная картина Соловьева. В общении с классиком она достаточно свободна, даже в титрах имеет вызывающую фразу «SAS — Checkov». В этом фильме присутствуют следы падения стиля, который делается самодовлеющим. Присутствуют свойства декаданса — точная примета идейного кризиса. В то же время фильм будто бы сосредоточивает все сказанное Соловьевым ранее и выносит собственный безнадёжный приговор. Примерно как финиш Шестой симфонии Чайковского перечеркнул ясные излучения её меланхолического вальса, а теперь звучит в основном на похоронах высших деятелей государства.
