Нельзя перестать быть врачом
— Мне известно, что она врач, как и вы.
— Да, но абсолютно другой направленности. Она — акушер-гинеколог. Она младше своего мужа, и потому, чтобы вместе с ним уйти на пенсию, взялась за онкологию — тогда её влекло то, что она сможет намного больше времени тратить на мужа в будущем. А вышло так, что она увидела: люди с тяжёлыми случаями в нашей стране никому не нужны. Никто о них не заботиться, не уделяет внимания. И тогда она решила создать в столице первый хоспис. Когда она меня туда пригласила, я шла с содроганием. Да что там — на меня одно слово «хоспис» панику наводило. Я никак не могла усвоить, зачем больных людей собирать где-то отдельно, лишая при этом самых близких, почему их последние дни должны проходить там. Но когда зашла, всё стало на свои места. Там действительно уютно. Там о пациентах думают и днём, и ночью. Там даже повара работают в любое время суток — на тот случай, если кому-то что-то понадобится. Это рай на земле для пациентов. Некоторые там даже с питомцами живут. Верин хоспис — это чудо наяву. Пациенты там уходят с достоинством, со спокойствием, и присутствие близких не возбраняется. И сотрудники поддерживают до конца. Вера изменила во мне очень многое, и я очень признательна ей за это. Для меня работа в её фонде уже стала привычной, я без неё не могу.
— К работе в фонде вы относитесь серьёзнее, чем к съёмкам?
— Да, там я не позволяю себе расслабляться и выкладываюсь на полную.
— Много сил отдаёте?
— Всё, на что способна сама. В своё время я познакомилась со многими людьми, в том числе с теми, кто ведёт своё дело. Сейчас бегаю к ним, упрашиваю — ну выделите хоть рубль с каждого проданного чего-то там, ну, пол-рубля, вы ведь столько людей там самым можете спасти, с вас ведь не убудет. А мне отвечают, что не могут, товар-то нужен, чтобы покупателей радовать, мы продаём жизненно необходимые вещи, а вы тут предлагаете про рак, про смерть писать — покупать перестанут, испугаются. И извиняются в конце. Обидно, конечно — мы ведь их прекрасно понимаем, а они нас — нет. Знакомая, работающая другом фонде, «Линия жизни», рассказывала мне, как они проводили праздник в честь издания книги. Это был сборник рассказов ребятишек, которым делались операции на сердце. Пришло много людей, в основном — матери со здоровыми девочками и мальчиками. И знаете что? Ни одной книги не купили. Пришли, повеселились и ушли. Когда спрашивали, а почему не хотите книгу купить, поддержать нас, отвечали, что не хотят дома видеть такую книгу. Негатива много. И зачем тогда вообще было приходить?
— А чем вы занимаетесь в фонде?
— Выпрашиваю деньги. Фонд ведь на том и держится — на пожертвованиях. А просто так никто денег не пожертвует, потому приходиться для всех плясать — то книгу выпустим, то устроить показ «Анна Карениной», за пять тысяч — одно место в зале. А таких кинозрителей ещё найди. Иногда приходится и просто улыбаться, головой кивать и что-нибудь плести. За так мало кто готов помогать.
— Татьяна, вы ведь и своё дело до сих пор ведёте?
— Что в этом такого?
— Ну, у вас такой аристократический и тонкий образ, вам просто-напросто не к лицу бизнес, это слишком грубо.
— Начинала я сама в девяносто первом, а сейчас я уже только имя там. Нашлись люди, которые всем делом управляют. Сейчас бы то, что я сделала двадцать лет назад, не прокатило — сколько людей уже с нужным для такого образованием, меня бы просто сожрали на рынке. А тогда в это дело лезли все, кто ни попадя. Вот и я туда же. Тогда и требования к руководителю были самые что ни на есть простые: будь пунктуален и отвечай за то, что делаешь. Для всех это было в новинку, все шли наугад, медленно, осторожно. На моё счастье, в съёмках тоже настало затишье. В девяносто шестом меня позвал Эльдар Рязанов, а потом — тишина. Свобода. Ощущение, как после бомбёжки — все попрятались, а я вот вышла из-за укрытия, и иду одна, вокруг ни души. Так на «Мосфильме» было. А там ведь сколько всего обычно твориться, вы сами знаете. Ну, а дальше началась эпоха всеобщей торговли. Всё закрутилось, завертелось, всюду евроремонты, предложения об аренде, покупке и продаже, все друг друга перекрикивают, у кого предложения лучше. Кто не торгует — тот не выживает.
Помню, муж моей подруги занимался тем, что из Германии доставлял в Морозовскую больницу гуманитарную помощь. Он как-то обратился ко мне со просьбой — что-то забрать, что-то передать, провести для иностранца небольшую экскурсию по Кремлю, куда-то ещё сводить, поразвлекать его. Там и завели знакомство и сотрудничество. С тех пор вот уже почти двадцать лет с ним кручусь. Но тогда всё намного проще было. Сейчас-то, если что-то попадёт на таможню — это пачка документов, куча тарифов и заоблачные налоги, а тогда — заведёшь знакомство с человеком, пару блоков сигарет или чего по вкусу ему принесёшь — и вот он свой, а ты в грузовике со своим товаром едешь.
— Иными словами, вы предпочли не ждать, как другие актёры, а рукой тащить из костра каштаны — и не прогадали.
— Вот потому я и не актриса. Не могу я как все — ровно сидеть и ждать. Мне необходимо движение. Не могу потом смириться с тем, что у меня из-под носа возможность увели.