Татьяна Друбич о любви

— Значит, по-вашему, Аня справилась со своей задачей?

— Во второй «Ассе» мы все справились. Когда Соловьёв мне только говорил, что у него намечаются идеи для новой части, я ему сразу отказала. Спустя столько лет снова стать Аликой — не по мне это было. Но меня втянуло. Сценарий Соловьёв либо не написал, либо тщательно от всех прятал, потому что никто его и в глаза не видел. Зато на съёмках мы постоянно импровизировали, часто дурачились, но это было интересно. Все были сосредоточены на том, чтобы, играя роль, не терять своего лица, как мне кажется. На площадке встретились абсолютно разные люди — Башмет, Аня, Катя Волкова, Шнур… Люди разных характеров и мировоззрений. И, похоже, это именно то, что нужно Соловьёву сейчас.

— А почему «2-Асса-2» так тесно связана с «Анной Карениной»? Конечно, подобный ход весьма любопытен сам по себе. Два фильма, не связанных логически, плавно перетекают один в другой… Меня это наталкивает мыслями на фильм «Начало».

— Сергею с самого выхода «Ассы» предлагали его продолжить, снять вторую часть — подозреваю, кто-то хотел на это заработать. Первая часть ведь стала эмблемой эпохи. И даже брендом. Но Сергей всем отказывал и даже сам зарекался снимать продолжение. Но съёмки «Карениной» его так достали своей резиновой историей, что он всё же сорвался на эти съёмки. Его сильно задело то, что никого, кроме съёмочной группы, судьба «Карениной» не волновала. Потому он и включил в «Ассу» процесс её производства — пусть и весьма приукрашенные Сергеем. Сначала всё ведь кажется таким добрым, чуть ли не сказочным, зато конец — он просто разит наповал. Он безжалостен ко всему, особенно по отношению к правилам и законам. Соловьёв показал всем, как он устал всех просить ему помочь, и вот — «Каренина» завершилась.

— «Сто дней после детства» подарили вам известность. Вам стало тяжелее после того, как вы поняли, что хотя бы каждый десятый может узнать вас в толпе?

— Тогда всё было намного спокойнее. Хотя, конечно, видя себя на экране, я отлично понимала, что не считаю себя звездой кинематографа. Я и до съёмок думала об этом, а фильм — он меня в этом убедил. Видеть себя в роли кого-то мне было даже нестерпимо. Нет во мне этой артистической жилки, я требую абсолютно иного отношения. И хоть по дальнейшему моему участию в фильмах это почти незаметно, но я искренне считаю, что это не моё поприще.

— Вас сильно задевало, когда после просмотра вас обсуждали — и в толпе, и в газетах — и указывали на то, что вы не учились на актрису?

— В этом и заключается разница между актёром кино и актёром театра. Для первого абсолютно не важно, какие курсы ты посещал, как ты говоришь, как ты двигаешься, всё могут исправить оператор и звукорежиссёр. Для современного кино сейчас даже возникло новое стремление — максимально приблизиться к документальному. Я считаю, это благо для нашей страны. Ну и в кино не так сильно видна разница между профессионалом и тем, кому просто нравиться сниматься со времен школьных забав с камерой.

— Татьяна, вы ведь закончили медицинский институт, и после его окончания хоть и вернулись на съёмочную площадку, но врачом быть не перестали. Почему?

— Меня не перестают об этом спрашивать с момента окончания института. Ответа я до сих пор не нашла.

— Ваше медицинское образование вам сильно облегчило жизнь на съёмках?

— Знаете, между врачом и актёром почти никакой разницы — и тот, и другой, не совсем честны с людьми. Пациенты обращаются к врачу с той же верой в лекарства, с какой зрители упираются взглядом в события в кино. Даже если очень сильно захотеть, врачебные привычки не покидают, ты не перестаёшь замечать всё то, на что у тебя глаз заточен. Актёрская каста же — это отдельный человеческий вид, можно сказать. Их нельзя оценить по стандартным меркам. У них другой уровень чувствительности, иная линия поведения. Эгоистичность тоже своя. Главное для них — это подходящий режиссёр.

— Что заставляет вас отказываться от участия в фильмах?

— То, что они меня не интересуют и не задевают. Зачем играть роль, которая тебе заранее скучна?

— Татьяна, вы в беседах часто упоминаете о том, что самой высокой ценностью для человека является его способность любить. Для вас любовь является наркотиком, без которого не прожить?

— Наркотиком не считаю, но дарованием свыше — да. Ведь что это значит — любить кого-то? Это прекратить дарить свою любовь только себе. И это перенаправление любви очень сильно меняет человека. Раз такое испытав, начинаешь иначе оценивать жизнь, замечаешь какие-то другие оттенки, начинаешь испытывать настоящую жалость, терпение растёт. Мне кажется, что сама по себе любовь с годами меняется. Попади в наше время герои «Анны Карениной», они бы вели себя иначе. Вышла бы история мелодраматическая, но не трагическая. И люди не виноваты, что испортили любовь, просто мы меняемся — меняются и отношения между нами. С этим вполне можно смириться. Только любить нельзя прекращать.